Ашхабадский вор - Страница 22

– Баксы устроят? – спросил Карташ напрямик.

– Издалека сами?

– Из Сибири, хозяйка, – сказала Маша.

– Значит, издалека, – она неторопливо отложила чтиво, но с места не сдвинулась. – На беглых не похожи, на бичей тоже… Какой шайтан вас сюда принес, а?

– Да груз один привезли. Сопровождающие мы, – смиренно ответил Алексей, понимая, что без обстоятельной беседы пожрать им не дадут.

– Гру-уз… – то ли не поверила, то ли разочаровалась тетка. – Много вас тут таких бродит, и все с грузами... Баксов много?

– А что?

– Куплю. Выгоднее, чем в городе, клянусь. И чекдирме разогрею – пальчики оближете…

Они переглянулись. Местные фантики, конечно, нужны, тут к мулле не ходи, но поскольку никто из сибирских странников в глаза не видел местную валюту, даже не знал, как она зовется, то поддаваться на уговоры ченджа было стремновато.

– Сначала поедим как люди, – решил за всех Карташ, – а потом и о бизнесе поговорим.

– Это правильно. Кто о делах на пустой желудок толкует…

Тетка подхватилась с места и не спеша, ни дать ни взять – аглицкая королева, покидающая светский раут, – двинулась в сторону кухни. Запертой, между прочим, – по ее собственным словам.

.........

…Блюдо с малоаппетитным погонялом чекдирме на вид оказалось бараниной, тушенной с картошкой, помидорами и луком и выложенной на огромное блюдо посреди столика, а на вкус… не сказать, конечно, что пальчики оближешь, но вполне приемлемо. По крайней мере, для подобного заведения. Полагалось раздаточной ложкой (столовой, алюминиевой, за свою жизнь не единожды гнутой и вновь выпрямляемой) накладывать кусочки себе на тарелку и не менее исковерканными вилками хавать. Шантарская девушка Маша смотрела на всю эту экзотику с толикой опаски и ковыряла вилкой вяло, а Карташ с Гриневским, потому как жизнью приученные быть к еде неприхотливыми, наяривали источающую жир баранину за обе щеки. Карташ, тем не менее, не забывал краем глаза попутно отслеживать обстановку. Обстановка оставалась стабильной: вокруг тихо, темно и безлюдно. Как в могиле. И он, как ни странно, успокоился.

Вновь показалась давешняя хозяйка достархана, не в пример прошлому разу доброжелательная и предупредительная, – а все по причине отслюнявленных ей пятидесяти баксов. Осведомилась елейно:

– Желаете еще что-ни... А ну кыш отсюда, порсы!

Все обернулись.

Последняя фраза относилась к девчушке, сунувшей было в столовку нос, – в грязных джинсах и какой-то местной одежке, напоминающей футболку с длинными рукавами и плюмажем с колоритным орнаментом. Годочков было ей ну никак не больше двенадцати, смугленькая, востроглазая и губастая.

– Кыш, кому сказала! – повысила голос хозяйка и прибавила еще несколько заковыристых слов по-тутошнему.

Девчушка звонко ответила заковыристо не менее, тряхнула гривой иссиня-черных волос, заплетенных в миллион косичек, и скрылась.

– Повадились ведь попрошайничать, гуджуки, – проворчала тетка. – То хлебушек выспрашивают, то сопрут чего… а то и вот типа вас сопровождающим предлагают не скажу что…

– Вкусно, спасибо, – сказала Маша.

– Старалась, – сказала тетка. – Так как насчет добавки и купить-продать?

– Я за добавку, – тут же вскинулся Петр Гриневский.

– Цыц мне. Не набивать брюхо перед походом. Значит так. Добавки – отказать, куплю-продажу – надо обдумать, – Алексей допил чаек (вот чай был абсолютно наш, советский – на соде), достал из стаканчика в центре стола кусок серой оберточной бумаги, вытер губы. Трапеза настроила его на благодушный лад, и сведенная спина позволила себе наконец-то чуть расслабиться. – А что, хозяйка, никто не спрашивал тут двоих угрюмых сибиряков и одну симпатичную сибирячку, что груз привезли? Нас вроде встречать должны были, в гостиницу определить…

– Да кто ж меня спрашивать будет. Вы на станции-то были? Туда идти надо, там все начальство.

Они переглянулись. На станцию – это вряд ли. Груз секретный, контрабандный, кто ж его через бюрократию проводить станет… Нет, ребята, либо их должны встретить возле точки прибытия, либо другого не дано. Опять нахлынуло ощущение угрозы.

– Ладно, – вздохнул Алексей. – Давай меняться, уважаемая. А потом мы думать будем.

Местные фантики именовались манатами и у тетки имелись прямо-таки устрашающего достоинства – по пять и десять тысяч. Монеты, которые звались тенге, номиналом уступали бумажкам ненамного: были в пятьсот и тысячу. Вновь нахлынули кошмарные воспоминания о перестроечных временах и раздутых, как труп, ценах, однако путем аккуратных расспросов выяснилось, что здесьне все так плохо: литр девяносто пятого бензина, к примеру, стоит два бакса, а поскольку цены на нефть, так уж повелось, определяют все остальные, то, стало быть, с голоду они не помрут.

Но совершить денежный обмен они не успели. Вторично распахнулась дверь в столовую, и сердце Алексея провалилось куда-то в желудок, потянув за собой все прочие внутренние органы, так что аж горло перехватило, и он лишь мог молить бога, чтобы его эмоции не отразились на лице. «Твою мать, – яркой вспышкой мелькнуло в мозгу, – этого только не хватало…» Рука Гриневского метнулась было к пояснице, где, заткнутая за пояс, терпеливо ждала, когда можно будет вволю повеселиться, верная «Беретта», но зэк себя одернул. Сделал скучающее лицо и отвернулся. А вот Маша вела себя неправильно. То есть настолько неправильно, что Карташ на месте вошедшего немедленно выхватил бы ствол и открыл огонь на поражение, а уж после принялся бы разбираться – кто, зачем и на фига. Помертвев лицом, расширенными от ужаса и безнадеги глазами Маша смотрела на их сваленную в углу поклажу. Сквозь материю отчетливо проступали очертания «калаша». Более того: его приклад немного высовывался из-под тесемки…